Отчет о байдарочном походе II к.с. по р.Нюхча
Сроки: 12 – 30 августа 2002 г.
Маршрут: Москва (Пущино) – Вологда – ст. Унежма – пос. Южный – р. Нюхча – о. Кирбостров – о. Лёх-Луда – с. Унежма – о. Бол. Корепалка – с. Нюхча – Беломорск – Москва (Пущино).
Плавсредства: 2 байдарки "Таймень"
Участники-обязанности: Смолов М.А. – начальник полевой подготовки, Михалев С.П. – президент концерна АОЗТ “Палычлитр”, Смолов С.А. – эфирный DJ, Челушкин П.С. – капитан ВППСРМС (весельно – парусно – подводно – самосплавно – реактивно- моторного судна), Щукина М. – гитарист
1. Первые 8км от пос. Южного спокойный плес, встретятся 2-3 порожка
2. 9-й км, начинается широкая болотистая долина
3. На 11км сужение, лес подступает к воде, начинается 10-ти км порожистый участок.
4. 21-23км плесы
5. На 23км 4-х км участок порогов до 27км
6. Затем быстрый плес, р. Гремячий
7. 34км, пор. Гремячий
8. Разрушенный мост узкоколейки, за ним р. Заячка (л)
9. 36км пор. Заячка (1км)
10. 38км,39км, 41км пороги
11. 45км впадает р. Левушка (л), за ней пор. Левушка
12. 55км, 59км, 61км пороги
13. 63км впадает р. Ижручей (п)
14. 68км порог (800м). Справа впадает р. Пихручей, за ним пор. Пихпорог с четыремя
сливами
15. 71км порог
16. 78км пор Мал. Падун (200м, слева)
17. Затем плес Великая Лахта 6км
18. 84км пор Падун
19. 87км пороги Собачья корга и Щучий
20. Ст. Нюхча справа от реки 2-3км по ж/д.
21. 89 км с. Нюхча порог со сливом у левого берега.
22. ниже с. Нюхча начинается 8 километровая приливно-отливная зона.
Из книги: “Север” М., "Физкультура и спорт", 1975.
Этот самый короткий из предлагаемых маршрутов по Ветреному Поясу проходит по границе Архангельской области и Карелии.
Из Унежмы туристы едут по лесовозной дороге до поселка Южного, от которого и начинается 90-километровый спуск по Нюхче. Первые 10 км пути вниз от Южного река имеет характер спокойного плеса с быстрым течением и вполне проходима на веслах. С высоких берегов, залесенных сосной и елью, к воде сбегают песчаные откосы, образуя пляжи. Местами течение замедляется, и река разливается среди камышей в настоящие озера, где среди многочисленных заливов с трудом обнаруживается главная протока.
Затишье сменяется порогами. На участке в 9 км падение реки около 30 м, из них добрая треть приходится на первый километровый. участок. Русло сужается здесь до 8-10 м и образует несколько "падунов", через которые требуется аккуратная проводка судов. Чуть ниже река дробится на многочисленные рукава, которые сильно петляют среди берегов, покрытых шапками ельников.
Прорезав первую гряду Ветреного Пояса, Нюхча несколько успокаивается. Плесы чередуются с перекатами и сериями порогов (на 22, 24 и 26-м км), где русло завалено камнями, и трудно определить основную струю слива. Пороги повторяются на участке (порог Гремячий и Заячка) 31-33-й км. Перед ними – "горка" с быстрым течением. На берегу развалины двух избушек. За впадением притока Заячки два затяжных порожка, после которых до устья реки Левушки Нюхча сравнительно тиха. В русле появляются островки, на невысоких, но сухих берегах лес уступает заливным лугам.
За устьем Левушки по 51-й км на Нюхче наиболее сложные препятствия. Река представляет здесь сплошную шиверу, перемежающуюся со скальными водоскатами. Уклон реки виден на глаз, скорость потока достигает 20 км/час. В зависимости от уровня воды требуется проводка или обнос отдельных препятствий.
Ниже по реке мелкий, но крутой порог на 58-м км, длинная (800 м) "трехрукавная" шивера на 66-м км и пороги на 68-м и 78-м км (так называемый Малый Падун), где Нюхча прорывает вторую гряду Пояса. Между ними тихая вода перемежается с быстринами и перекатами. На высоких берегах удобные места для стоянок. Иногда, например в устье ручья Куропачий, встречаются развалины избушек.
На 83-м км, сразу за большим плесом Великая Лахта, самый крупный нюхчинский порог – Падун, где на коротком отрезке перепад составляет 2,5 м. На 300 м порог имеет три слива. Препятствие преодолевается по основной струе с обходом стоячих волн слева. На пороге необходим быстрый маневр, чтобы пересечь центральную струю после второго слива и, минуя слева каменную гряду водопадного участка, перейти в основную струю третьего слива.
Последние несложные пороги Собачья Корга и Щучьи находятся перед самым финишем маршрута. У железнодорожного моста, где лес отступает далеко назад, путешествие заканчивается. Хотя его общая протяженность не превышает 100 км, но значительное количество естественных преград на уклонах свыше 0,001 требует от участников определенных навыков.
Маршрут может быть усложнен до IV категории за счет подходов со стороны Карелии. Для этого туристы от станции Надвоицы едут катером 150 км до поселка Валдай и по узкоколейке добираются к верховьям Верхней Вожмы. Отсюда идет спуск по Вожме (35 км), подъем по Челе (20 км), подъем по Сенной (5 км), волок с Челозера (10 км) на озеро Кислое (7 км) и спуск по Чобе (20 км) до Нюхчи. Этот вариант удлиняет поход на 8-10 дней.
“Это же настоящая гитара! Ею гребли!”
Народная мудрость.
Да, первый раз в жизни у меня был такой поход, что я не удосужился вести полевой дневник. Естественно, этому можно придумать множество различных объяснений, которые будут сводиться к Сережиному вкладу во все мои мучения. Так что в целях правдивости лучше уж без них. Тем не менее, факт остается фактом – времени не хватало катастрофически. Единственной полностью владеющей мной в свободное время мыслью было: как бы поесть побольше ягод. И это затмевало все: дневник, камни и пр., в том числе и заботу о фотоаппарате. Наконец-то я дождался такого случая, что в грибах и ягодах, мягко говоря, недостатка не было. Вспомнить хотя бы полный пятилитровый котел жареных белых на Кирбострове (другие грибы в тот момент попросту не собирали). Рыбы, правда, было поменьше, однако уху ели и один раз даже сделали щучий шашлык (Палыч: на человека по щуке.) На море общие хлопоты не позволили мне организовать серьезно подготовленную рыбалку – результатом явился безупречный клев трески и камбалы величиной с ладонь.
“Погода в целом установится солнечная,
однако возможны кратковременные дожди,
переходящие в затяжные.”
Из прогноза погоды.
Все знают, что погода – вещь тонкая. День приезда в Унежму выдался солнечный и даже теплый, хотя с утра было довольно прохладно: пришлось даже одеть шерстяную шапку. Обстоятельства складывались крайне удачно, и в районе 14 часов мы уже ехали на попутном УАЗе с фургоном к поселку Южный. Дело в том, что леса в районе Унежмы взяла в аренду некая лесозаготавливающая фирма, так что с транспортом договориться было несложно. Наш водитель, по-видимому, вез на вырубку одного из местных начальников. Нас же он безо всякой платы довез прямо до моста через Нюхчу, где мы и застапелились.
На вечерней стоянке Майка, подбиваемая внутренним шилом, затянула “Солнца не будет…” Незамеченным это, разумеется, не осталось, хотя наползающие с запада перистые облака и так уже полдня предательски выдавали нашу дальнейшую судьбу. И среди ночи оно ливануло. Сперва робко постукивая по тенту, часа через 4 дождь наполнил все окрестные ямки и миски своим существом. Ой, как не хотелось в это утро никуда идти! А дальше нас ждала практически целая неделя различных дождей: теплых, холодных, коротких и затяжных. Все, кто не промокал от дождя, отсыревали от собственной влаги, скапливающейся под водонепроницаемой одеждой. Но, как известно, своя вода теплее! Только за день до выхода к морю на небесах наметилось прояснение.
Море лишь один раз подарило нам туманное утро, все же остальные дни стояла потрясающе ясная погода. Ветер сдувал и так немногочисленных насекомых, а солнце нагревало морскую воду и прибрежные камни. В такую погоду, разумеется, все без исключения устремились купаться. А солнечный и ветреный день отъезда дал нам уникальную возможность привезти домой полностью сухое снаряжение, в т.ч. и байдарки. Жизнь на островах позволила почувствовать и плюсы от дождливого начала похода. Многочисленные острова беломорья, как правило, лишены источников пресной воды, однако дождевая вода, скапливающаяся в гранитных ямах, подходит для питья как нельзя кстати. Кроме того, стали активно расти грибы. Каждый новый день мы жарили полный котел молодых подосиновиков, моховиков и белых.
“Дураки, плебеи, – это ж КИВИ!”
Из анекдота.
Не случайно в восьмидесяти километрах от устья Нюхчи, по соседству с губой Нименьга находится остров Баклан. Именно этот факт служил интерпретации действий нашего экипажа. В последствии (благодаря моей морской рыбалке) наша байдарка даже получила титул “Рыболовная парусная шхуна “БАКЛАН”. И вообще проблема обучения туристскому быту стала в этом походе как нельзя актуальнее. Оказалось, что если Пашу надо учить многому, то Сережу надо учить всему. Меня же пора вообще убить (а может быть неплохо и съесть потом?), как неспособное к обучению существо. Тем не менее, контрольный осмотр показал, что байдарку наш экипаж собрал почти правильно (за исключением одного перевернутого шпангоута), а вот первая установка палатки затянулась минут на сорок. И, о ужас, когда я, наконец, оторвавшись от дел, взглянул на наш дом! Так криво на моей памяти ее не ставили очень давно. Позлившись мысленно, а затем и вслух, заползаю внутрь на ночлег. Час расплаты неминуемо настал утром: ночью пошел дождь, который лил не останавливаясь до обеда следующего дня. Как только наш тент палатки намок и провис настолько, что соприкоснулся с тканью палатки, на Сережу устремились потоки дождевой воды в виде равномерно ниспадающих капель. На его вопрос: “Что же делать!?” я смог лишь пробурчать сквозь сон что-то типа: “Стреляться”, чем еще больше усилил и без того первобытный ужас перед капающей водой. В итоге, когда меня разбудили окончательно, пришлось объяснить, как вылезают из палатки и поднимают провисший тент. Положение было спасено.
Вторым злившим обстоятельством стала ежедневная сборка лагеря. Даже я не копался так долго, как остальной экипаж нашей байдарки. Но даже постоянные заявления типа: “здесь дров (воды, ягод и т.д.) нет” не действовали так на нервную систему, как движение по реке в лодке. Несколько дней ручной проводки и попыток хоть как-то пройти несложные порожки не дали ровным счетом ничего. А запасы клея, бензина и времени неумолимо уменьшались. Это привело меня к очевидному решению: проходить пороги в одиночку, отправляя экипаж в береговую пешку. Цель была достигнута – шкура байдарки зажила полноценной водной жизнью. Майка подобный маневр со стороны Палыча пресекла на самом корню, и это добавило ему еще несколько (Палыч: ?!) килограмм на каждом шкуродере. Со стороны наше продвижение по реке выглядело, наверное, весьма забавно: идущие по берегу – верх сырости, дисциплинированности и стойкости, Палыч – все время советующий взять их на борт и я – злящийся на каждый камень, но в целом довольный своей судьбой.
К концу первой недели моя несостоятельность новой тактики прохождения порогов стала очевидной. Я осознал тот факт, что матросы не могут научиться проходить пороги, и, если в простых ситуациях я справляюсь один, то, когда мы пойдем в мало-мальски сложный порог, помочь будет уже некому. И новое решение незамедлительно вышло в свет. На Пашу были возложены все капитанские полномочия, Сереже досталось место матроса, а старого капитана за особые заслуги разжаловали до балласта. Это добавило экипажу второй лодки немало приятных минут. Тяга к командованию, с любовью привитая на военной кафедре, заставляла меня орать в три горла программу действий экипажа. Капитан через некоторое время пытался осмыслить и выполнить поступающий извне указ, а матрос на каждой волне панически лупил веслами бедную воду. Тем не менее, Пашка довольно скоро стал чувствовать речной поток, Сережа начал грамотно подгребать при выполнении маневров и к самому серьезному порогу – Падуну подошел уже функционально полноценный экипаж. Падун прошли чисто, хотя предшествующая прохождению трехкратная теоретическая подготовка экипажа убавила у меня добрую половину сил.
Отдельным номером культурной программы стало прохождение дуэтом Паша-Сережа многоступенчатых порогов, когда они, успешно преодолев первую ступень, успокаивались и расслаблялись, и река с большой радостью сажала наш корабль на камни второй ступени. Но постепенно все встало на места, и на море этот экипаж вел лодку уверенно и ровно. Как всегда, все испортил я. Неожиданно родилось очередное издевательство. Сережу перевели на капитанский мостик, а я занял место матроса. Лодка чутко отреагировала на все нововведения и сразу стала двигаться по круговой орбите. Максимум, чего нам удалось добиться, была синусоидальная траектория. Где-то посередине между островом Лёх-луда и мысом Цель-наволок судно неожиданно пошло очень ровно, но, несмотря на титанические усилия матроса, очень медленно. Оборачиваюсь назад – ну так и есть: находчивый капитан выравнивает курс лодки, аккуратно притабанивая с левого борта на каждый мой гребок. Пять километров капитанства хватило на то, чтобы Сережа несколько минут лежал на прибрежном плавнике. Его капитанское место с радостью занял замерзший Паша, а он насладился балластничеством.
Еще в самом начале маршрута оба матроса, совершенно не сговариваясь, как-то заявили мне, что наши отношения в лодке могут складываться только лишь по одному сценарию: ты – начальник, я – дурак. Я, разумеется, слегка ошалел, но согласился. Никакой анархии, порядок на судне превыше всего! И все-таки к концу похода ситуация сильно изменилась. Паша уже умело управлял лодкой, а Сережа – в одиночку напиливал дрова на весь вечер. Палатка стояла ровно и твердо, вещи загружались и выгружались оперативно, а вот я все больше стал чувствовать себя полным бакланом, о чем будет рассказано в главе “Продолбы”. А баклан с инициативой – это несколько тяжеловато!
“Пушкин умер, на жнивье – туман да иней.
Из деревни слышно рэповые песни.”
Т. Шаов.
Как это обычно бывает, этот поход не был лишен своих крылатых фраз, песен, действий. А началось все с того, что перед отъездом из Москвы Сережа насмотрелся мультфильмов про Масяню. Это добавило в лексикон группы немало новых высказываний:
– Автолюбитель, стой! Стой, автолюбитель!
– А я-то в советские времена – ооо!
– По приченчиским технинам…
– Филателисты, не разбредаемся!
– Ну, ползи, родной, ползи, ползи, ползи!!!
– Всех уволю! – Ха-ха-ха. (Разговор капитанов с матросами).
– А, че, ваще-то? (Наиболее популярная форма вопроса).
Вторым источником крылатых фраз явилась рубрика прошедшего чемпионата мира: “На футболе с Хазановым”.
– Позор… Тоска… О жалкий жребий!!!
– Упал Тунис – сердце больше не билось. Выноси Тунис!
– Сегодня мы играем свой первый матч. Кому ж проиграть, как ни России?!
– Бэгхем разбежался – каа-к даст!
И, конечно же, Сережа привнес в наши стройные ряды богатый репертуар рэповых песен:
– На танцполе уже утро.
– Помнешь мою бандану.
– Что ты – супер DJ.
– Кто ты, кто ты?
Рэп явил собой некоторую альтернативу авторской песне, потому его также исполняли в течение всего маршрута. Самой популярной, по мнению Сережи, была песня, состоящая из двух, а точнее одного слова: “Яйца-яйца”. Она так достала Палыча, что он даже устроил Сереже подарок (скорлупу от гусиных яиц, гнезда и кости – своеобразный презент рэпера), только чтобы тот на время затих. И он затих, а вот у Палыча развился дефицит в системе, и на море он, к превеликому восторгу публики, неожиданно разродился текстом:
– Крутой водила по компасу лихо держит свой путь на дискотеку в дом культуры по кайфу отдохнуть.
Фразы от Палыча (не путать с пельменями и прочими продуктами):
– Есть такая часть тела – голова называется!
– Пуританский мехмат! (Преимущественно Майе).
– Да, я эстет – ну и что!?
“Все перекаты, да перекаты. Послать бы их по адресу.”
А. Городницкий.
Попавший мне в руки отчет () о походе на Нюхчу в 1994 г выглядел крайне обнадеживающим: группа с байдарками и катамараном без эксцессов прошли всю реку примерно за неделю. Что ж, вперед к победе!
…Поначалу я даже загрустил. Ну и где они – хваленые падуны и шиверы?! Первые километры после моста Нюхча представляет собой спокойный широкий плес. Тем не менее, пару раз наша лодка чиркала дном неглубоко сидящие камни, которые совершенно незаметны в темной карельской воде. К вечеру мы подошли к Свинцовым порогам. Сразу вспомнился поход по Сонреке, когда все десять километров, собственно, реки мы шли дней пять, обнося все, что можно. Тревога прокрадывается все дальше: неужели и на этот раз будет так же? Но на Сонреку мы ходили на ЛАСах, а тут: либо байдарка едет на спине, либо… Об этом история умалчивает. Потихоньку убеждаюсь, что потеряно далеко не все. Потратив почти два дня, нам все-таки удалось полностью преодолеть весь каскад проводкой. Сапоги предательски зачерпывали все, что можно, и задница все время сырая, да еще и дождь полил, как из ведра. Зато Кувшинные пороги смотрелись на фоне Свинцовых совсем по-другому. Река из многочисленных ручьев, петляющих между камнями (которые, между прочим, иногда приходилось раздвигать руками, чтобы дать ход лодке), вдруг собралась в единую струю. Это позволило проходить пороги вплавь, вылезая лишь на очень мелких местах. Для повышения проходимости судов матросов отправили на берег. Как следовало из технического описания, самый сложный участок Нюхчи расположен в районе второй гряды Ветреного Пояса ниже устья р. Левушка. Это ощущается сразу. Быстрое течение заставляло лавировать между многочисленными камнями в весьма бодром темпе. Неожиданно появились и глубокие участки. Иногда во время маневра нос лодки попадал на незамеченный мелкий камень, после чего ее начинало разворачивать кормой вперед. В таких местах мне приходилось с завидной ловкостью переползать в противоположную часть лодки и идти кормой вперед до следующего разворота. С одной стороны, будь в реке воды побольше – это бы сильно облегчило прохождение за счет уменьшения числа мелких камней. С другой: достаточно мощная струя превратила бы этот участок в сложное препятствие. Что ж для отработки навыков управления лодкой место оказалось удачное. Я учился быстро реагировать на изменения обстановки, ну, а в крайнем случае приходилось вылезать на одинокий торчащий из глубин валун и возвращать байдарку назад в лоно реки.
Прохождение Большого Падуна для меня происходило уже без морального напряжения, чего не скажешь о матросах. Несмотря на эффектные бурлящие сливы всех ступеней, порог оказался несложным, а линия движения – вполне понятной. Вымотавшийся на предыдуших порожках Сережа (который шел их в качестве полноценного матроса) категорически отказался лезть в эту “мясорубку”. В итоге шли вдвоем с Пашей. Пришлось соблюсти весь сплавной регламент: осмотр препятствия, обсуждение линии движения, укрепление вещей в лодке, установку фартука и переодевание в гидру. К этому моменту меня покинула добрая половина сил. Оставшаяся часть и пошла на прохождение, которое увенчалось полным успехом. (Палыч: а у Пашки глаза были такие, будто бы ему вкололи месячную норму адреналина.) На повороте после третьей ступени мы дождались вторую лодку, которая тоже хорошо закончила прохождение, после чего направились в левую, более полноводную, протоку. Там сначала Палыч, а затем и мы, словно мешки с сеном, аккуратно и точно уселись на большой валун, находящийся посереди еще одной (?!) ступени Падуна. Такого дурацкого конца не ожидал никто: уверенно выходя из-за поворота на приличной скорости, ни капитан, ни матрос уже не успевали спасти положение. Тем не менее, Падун оказался самым красивым порогом на Нюхче. Выпирающие из земных глубин гранитные плиты, водопадный слив, белые грибы и черника по берегам надолго останутся в памяти об этом походе.
В районе села Нюхча нам встретился очередной набор стандартного мелкого шкуродера, который закончился уже ниже железнодорожного моста красивым порожком с мощным сливом, в котором чуть не перевернуло зазевавшегося Пашку. А ниже по течению уже стояли широкие досчатые лодки-доры. Здесь начинался судоходный участок до моря. Правда, расположенные ниже шиверы свидетельствовали об обратном. Тут меня посетила догадка: одного взгляда на прибрежную траву, зеленую сверху и серую в нижней части стебля, было достаточно, чтобы понять главное – мы идем к морю в отлив.
…В итоге мы, конечно, до Кирбострова добрались, но камни собрали, по-моему, все. Чтобы не повторять ошибку дважды, назад по реке возвращались в прилив. Как назло, он начинался часов в восемь вечера. Дойдя до самого нижнего порожка, мы остановились на ужин. Хождения по вязкой серой жиже на расстояние от лодок до твердого берега (около 10 м) хватило всем, поэтому приливную зону надо было пройти максимально быстро. После ужина вылезаем из кустов на берег, и, о чудо: река двинулась вспять! Наш порог зашумел в обратную сторону. Темнело быстро, но нам на подмогу из-за горизонта вставала почти полная луна. Вместе с повернувшей назад рекой сменились и функции экипажа лодок. Матросы стали на порядок важнее капитанов (Палыч: если у них хорошее зрение.) Сидящий впереди Паша замечал постепенно проступающие из воды камни раньше, чем капитан, я получал информацию о курсе и направлял судно в нужную сторону. Примерно к двенадцати в километре ниже села ночное плавание закончилось. Мы уткнулись в порожек, который проводить не хотелось. Как только палатки были поставлены, а на днище лежащей на берегу плоскодонки заботливые руки разложили полночный перекус, порожек прекратил свой шум, а проступающие на лунной дорожке речные струи направили свой бег вверх по реке. Прилив достиг и этого места.
Морская часть похода отличалась от Нюхчи кардинально. Белое море встретило туманной и сырой погодой. (Палыч: Кирбостров нас встретил хорошо оборудованной и удобной стоянкой, обилием грибов и ягод и крайне скудными запасами дров.) До обеда наша лодка пыталась идти сквозь туман по компасу, однако оказалось, что вдоль берега проще. (Палыч: в это время “Палыч” шел по азимуту и ничуть не жалеет об этом.) К полудню ветер разогнал туман, выглянуло солнышко, и по морской поверхности покатились высокие, но пологие валы. На всякий случай надели фартук, хотя вода и не захлестывала внутрь. Во время путешествия по реке я тайно лелеял мысль о том, что на море по пути на восток удастся использовать западный перенос воздушных масс при движении под парусом. Черта с два! Весь день дул норд-ост, а под острыми углами наш парус вел лодку плохо – пришлось немного погрести. Несмотря на физические трудности за один день мы переместились с Кирбострова до о. Лёх-луда, где решили сделать дневку. Очень хотелось доплыть до гористого острова Коткано, но на общем собрании в лице меня и Палыча постановили, что народу хочется балдеть, а не грести, как думают некоторые. Вместо Коткано половину дневки посвятили вылазке в поморскую Унежму, где я полноценно испытал аэродинамические свойства паруса.
Морская Унежма в отличие от своей лесной тезки оказалась почти заброшенным селом. Из двух десятков домов жилых не больше четырех. Год за годом ветшают и тлеют вековые избы. Не могу удержаться от соблазна заглянуть внутрь.
Типичная беломорская изба представляет собой весьма своеобразное сооружение: под одной крышей уживается и скот, и люди. Нижний, самый низкий этаж делится стенами и перегородками на стойло, конюшню, свинарник и птичник. На второй же ведет широкая и пологая горка-лесенка. По ней заходили в жилую часть дома, по ней же спускали трехметровые сани или небольшие нарты, стоящие в комнате напротив входа. По соседству со входом расположились небольшие производственные или складские помещения. Я нашел в них обрывки сетей, вилы, косы и прочие хозяйственные принадлежности. Большая часть второго этажа предназначалась для жизни людей, поэтому вдоль идущего через весь дом коридора располагается несколько крупных и малых комнат с печами. Иногда попадаются какие-нибудь брошенные вещи повседневного быта. Третий этаж, он же чердак, как и везде, выполнял функцию склада. Сюда сносилось все: и нужное, и не очень. Именно поэтому для искателя старины чердак – самое привлекательное место. Прихватив на память чугунок и расписанную гребенку прялки, возвращаюсь назад.
Из других примечательностей села стоит отметить деревянную церковь (Палыч: с обалденной акустикой), унылые развалины которой видны еще при подходе к селу. На восточном берегу мыса Бранница я обнаружил добротную избу, стоящую прямо на краю приливной зоны. Внутри она была почти пустая за исключением нескольких весов, обрывков сетей и валяющихся повсюду ободков и крышек бочек. Назначение избы выдавал и стойкий рыбный запах.
На обратном пути к лагерю наш поджидал очередной морской аттракцион. Наступил отлив, и двухсотметровая отмель серой илистой жижи отделяла зачаленные за камни байдарки от спасительной воды. Хорошо хоть на этот раз у нас не было груза.
…В день отправления назад, к устью Нюхчи, ветер сменился. Теория западного переноса воздушных масс восторжествовала, а нам снова пришлось налечь на весла. Длинная пологая волна сменилась более короткой и острой, которая то и дело норовила добавить лишний литр соленой воды. Подходя к Нюхче, наш экипаж простился с морем, осторожно прикасаясь ладонью к его колеблющейся границе.
P=m*V
Импульс тела.
Балласт в лодке, в общем-то, ни к чему. Еще хуже, если это твой матрос или капитан. В этот раз все оказалось иначе: балласты все время приносили пользу. Вот краткий перечень исполняемых так называемым “обобщенным балластом” действий. Итак, он может: идти по берегу и собирать грибы и ягоды, ловить на дорожку карельских щук, держать лодку в равновесии при движении под парусом или по волнам, руководить действиями других, вычерпывать воду, вести боевые действия и много еще чего другого. Скользящий график распределения постов позволил побалластничать даже тем, кто этого не хотел, чего не скажешь о другой лодке. Им меняться было не с кем. (Палыч: зато в лодке “Палыча” была неплохая гитара, что добавляло некоторой остроты ощущений при экстренной погрузке.)
продолбать, -а'ю, -а'ешь; а'нный; сов.; кого-что.
Лишаться или упускать кого-чего-л.
по небрежности неизвестно где.
П. вещи, поезд.
“Итак, за время похода я продолбал:..” – с этой в дальнейшем очень популярной сережиной фразы начался один из последних вечеров у костра на пути к морю. Так мы поняли, что в отличие от телевизионной версии наш “последний герой” не будет изживать или съедать своих соплеменников. Все решится легче: он их должен продолбать! А продалбывали немало: перчатки, пишущие принадлежности, блесну. На первой же стоянке Сережа недалеко от входа в палатку посеял свои часы. К счастью, при осмотре лагеря, я их заметил, но ничего ему не сказал. Потеря была обнаружена им лишь через несколько дней, и, разумеется, к превеликому счастью тут же забыта. На Лех-луде мой крепкий сон неожиданно нарушила пронесшаяся, как молния, мысль о парусе. Я неожиданно понял, что при разгрузке байдарок выложил весь рангоут на близлежащий камень, который теперь находится на дне нахлынувшего моря. Кляня себя, темноту и приливы, обегаю в потемках всю бухту в поисках заветной мачты. Результат нулевой! Поиски продолжились по утреннему отливу, пока Сережа не заметил лежащие вблизи байдарок снасти, которые я на автопилоте уложил вечером. Странно, там я смотрел три раза и не заметил ничего.
И все-таки конкурс по продалбыванию выиграл я. Выяснилось это уже после приезда домой. Оказалось, что:
1. Всю последнюю неделю похода я снимал на один и тот же кадр, ставший от этого равномерно черным.
2. Даже те кадры, которые я отснял до него, попали в морскую воду, отчего на них после проявки появились многочисленные точки. В итоге удалось напечатать только две фотографии.
Таков был финал игры. Положение спасли Палыч и Майя, которые проявили большую заботу о фотоаппаратах. (Палыч: выразившуюся в разрыве отснятой майкиной пленки и двухчасовой просушки своего отсыревшего фотоаппарата.)
“А сейчас я расскажу вам
об особенностях суринамской пипы.”
Н. Дроздов
Природа беломорского побережья давно привлекала меня своим разнообразием и неповторимостью. С одной стороны, густые ельники Архангельской области, каменистые таежные речки и красивейшие морские пейзажи с другой пробуждают внутри человека массу захватывающих ощущений. Живя по соседству с первозданной природой, постоянно натыкаешься, порой очень неожиданно, на ее различные сюрпризы. Для Сережи таким сюрпризом стала его первая прогулка за грибами, которые здесь без проблем можно набрать минут за десять. Добровольно выбранная им роль натуралиста частенько не давала покоя и остальным участникам похода, особенно когда это касалось починки вечно отсыревшего бинокля. Этот прибор служил ему верной подмогой в многочисленных вылазках следопыта. Ни одна птица не уходила неизученной. Нам не удалось встретить таежных зверей, зато на дичь, по-моему, насмотрелись все. Нередко наши громкие шаги поднимали сидящего на ветке крупного глухаря, а на реке нам постоянно сопутствовали различные кулики и утки. Жаль, не было ружья! Морские птицы к концу августа тоже уже вывели птенцов, поэтому Сережа довольствовался лишь гнездовыми ямками чаек да скорлупой здоровенных гусиных яиц. Пару раз нам попадались и их создатели. На Лех-луде Палыч обнаружил гагачье гнездо – небольшой умещающийся в ладони комок мягкого серого пуха. Удаленный островок, по-видимому, является очень удобным местом гнездования птиц, о чем свидетельствовали и найденные нами гнезда пернатых хищников.
Встречи с представителями морской фауны оказались более впечатляющими. Дело было на острове Б. Корепалка. Руководимый чувством рыбы я решил попытать счастья на ловле в открытом море. Судя по карте, километрах в двух от берега глубина была достаточная для более менее крупной рыбы. Сперва решаю пополнить запасы наживки и для этого отправляюсь на восточную оконечность острова к песчаной отмели, где в отлив нетрудно накопать пескожила. Не скажу, что это удобно делать байдарочным веслом, но в целом идея не абсурдная. Через полчаса я обладал заветной баночкой с бокоплавами, морскими многоножками, креветками, и, разумеется, пескожилом. Ставлю парус, и… вперед за горизонт!
На побережье Лех-луды вечером Паше удалось заметить тюленя. Когда же туда устремилась экспедиция во главе с биноклем, его уже и след простыл. В другой раз тюлень долго сопутствовал байдарке Палыча, периодически выныривая и разглядывая незнакомых пришельцев. Однако и он не захотел позировать для фотографии, и кадр достался десятисантиметровой прозрачной медузе, которую во время отлива занесло в прибрежную лужу. Поразительно, но за все время я нашел только одну морскую звезду. Правда, говорят, что в этой части моря их действительно немного.
Медведи практически никак не выдавали свое присутствие, если не считать кучи ягодного помета на прибрежных островах. Один раз Сережа обнаружил следы ушедшего по отливу хозяина тайги.
Все испортил Палыч. На различные предложения и действия маниакального или депрессивного характера он с (не)довольным видом обычно заявлял: “Зоопарк!”…
“Рыбол вецкий колхоз “Б..О.. НЮХЧ..”
Из надписи на воротах.
Обилие грибов, сбор литров и кубометров брусники, прекрасная морская вода – все благоприятствовало продолжению похода, но иногда приходится возвращаться.
День отъезда выдался теплый и солнечный, так что мы смогли помыться, постираться и посушиться. Чтобы не мучиться с ходками на волоке, решили разложить вещи на пять комплектов. Палычу с Майей отдали часть группового снаряжения и кости от их лодки, Сереже презентовали вещи Паши, который нес нашу лодку со всеми ее приложениями, остальное скинули мне. Потрогав рюкзак, понимаю, что это больше, чем мой “уральский” вес. Пришлось выкидывать дерево, камни для “альпийской” горки и прочие нужные предметы. После первой сотни метров на ногах в кусты полетели и майкины сосновые “рога”.
За три перехода дошли до села, повстречав в пути двух подростков с АК (?!) Нюхча оказалась достаточно крупным селом с двумя магазинами, пекарней и действующей фермой. Прямо как в песне “Деревянные города” рядом с грунтовым шоссе неизменно присутствуют деревянные пешеходные дорожки. Миновав пасущихся у воды лошадей и флотилию зачаленных лодок, подходим к мосту. Добротно построенный из толстых бревен широченный мост, наверное, может по праву считаться образцом деревянного строительства. Помимо проезжей части, где без проблем разъедутся две машины, он имеет еще и две боковые пешеходные дорожки и невысокие, но крепкие перила.
Через полтора часа после выхода со стоянки, наша группа прибыла на станцию. Я и Палыч отправились назад в Нюхчу поискать какой-нибудь еды. Два нюхотских магазина отличались друг от друга весьма существенно. Первый поразил своей фирменной отделкой и ценами, второй же оказался обычным сельским. На пекарню мы опоздали, в 18 ч она закрылась. Пришлось довольствоваться нашим запасом сухарей. На обратном пути до станции напоследок ем голубику и бруснику – чтобы лучше помнить север.
Пригородный поезд Кемь-Маленьга опаздывал на час, но попытки Палыча застопить тепловоз тоже не дали результата. Интерес представлял лишь один уже набитый до отказа локомотив, но идея о езде в машинном отделении грела слабо. К тому же и дверца находилась на такой высоте, что мысли о затаскивании туда байдарок играли не в ее пользу. Так незаметно мы сначала проводили состав из двух вагонов до Маленьги, а через час этот же поезд вез нас по направлению к Беломорску.
Второй раз в жизни я ехал в сидячем вагоне. По дороге до Беломорска разговорились с местным рыбаком. Как и везде на свете, на Белом море рыбе свойственны перемещения. Несмотря на небольшие (2-4 м) глубины в Онежском заливе можно поймать хорошую треску и камбалу, а в реках – семгу. Нам же удача в этом не благоволила.
В три часа ночи приезжаем в Беломорск, где на вокзале узнаем, что через два часа уходит поезд Мурманск-Москва. Что ж, лучшего варианта не придумать. Побродив с Палычем по Беломорску и не найдя круглосуточных магазинов, возвращаемся назад.
Загрузились в свободное купе, разумеется, у туалета. А в Петрозаводске вагон опустел, и это продолжалось примерно до Бологого, где к нам подсела еще одна группа туристов. Целый день в пути был посвящен неутихающим песнопениям, пирожкам на станциях и копченому сигу (Палыч: десять часов игры на гитаре с перерывом на пирожки – это сильно!). С превеликим удивлением я обнаружил тот факт, что первую треть чайной заварки мы извели на пути от Москвы до Унежмы, а остальные две возвращаются назад практически в неизменном виде. Спасибо за это поморским ягодным местам: кисели и компоты заставили забыть про чай даже гурманов. А вот из остальных продуктов осталась лишь часть тушенки (спасибо грибам и рыбе), которую благополучно доели в поезде. (Палыч: в поезде нас немало поразвлекали туристы из соседнего вагона, открывшие сезон охоты на торговку пирожками “с душком”.)
На Ленинградском вокзале наша группа, закинув рюкзаки, уверенно двинулась вперед. А вот у наших соседей по вагону пошел раздор: “Я же говорил тебе, что байдарки в рюкзаки влезут!?” Единственным недостатком поезда №133 было его раннее прибытие, поэтому около часа пришлось проторчать перед входом в метро. На этом архангельско-карельский маршрут завершился, и начались рассказы, брусничное варенье, фотографии и прочая беготня.
Смолов М. 4 сентября 2002 г.
14.08.02 …Унежма оказалась довольно продвинутой: в ней много домов (в т.ч. каменных), почта, поликлиника, активно работает предприятие по обработке древесины. Я думаю, что название “Унежма” произошло от Онежского залива.
15.08.02 …Я в панике разбудил Макса, и по принципу “ты – начальник, я – дурак” под дождем исполнял его указания по перестановке тента.
16.08.02 …На байдарке мне удалось проплыть всего около 10-15 м, а затем наш плес закончился, и началась привычная и задолбавшая уже картина: извилистая Нюхча с быстрым течением, битком набитая теперь уже огромными валунами.
…Однако на ужине сушиться мне все равно пришлось: бредя по пойме, я грохнулся в скрытую травой заполненную водой яму.
17.08.02 …Майка с Палычем дежурные, и они опять препираются: кому же мыть котел!? Палыч даже сам нападает, но, в конце концов, сдается и уходит на речку.
18.08.02 …Сегодня день рождения Палыча, и так совпало, что завтрак готовят он и Майка. Уже светло, а в их палатке – тишина.
…И начинается порог Заячка: бурное течение, сливы у берегов – нет, это не такая уж детская речка! Макс что-то орет, но это уже бессмысленно. Он вылезает, и, хотя его не видно из-за мешающего капюшона, я слышу знакомые ругательства.
…Здесь вдали от городов торт “Причуда” показался мне особенно вкусным.
19.08.02 …Пройдя часть сего дела (шивера ниже р. Левушка), Макс совсем озверел и высадил нас.
…Сегодня обеда вообще не было, и на перекус мы сожрали почти весь пакет печенья. А Палыч: “Оставьте Максику!” А тот, тем временем, взбирался на Ветреный Пояс, и мы сидели мокрые и продрогшие и ждали его. Палыч уорался звать его, а он припер кирпич с вершины (сказал, что для шаманства !!!?) и сказал, что вершина покрыта лесом (да-а-а-а????), и с нее, разумеется, ни фига не видно.
…Если раньше я, обуреваемый жором исследователя, восторженно описывал здешние таежные красоты, то теперь меня уже все задолбало, за исключением, разве что, птиц.
20.08.02 …Макс с Палычем чинят многочисленные полученные за вчерашний день дыры, поэтому у нас сегодня первая за весь поход ДНЕВКА! Удивительное дело: наши студенты квасят каждый день! Пьют то черничную, то брусничную настойки, то какую-то палычевку (а может михалевку?).
21.08.02 …Вкус у морошки, по словам Макса, медовый, но мне он напомнил что-то перебродившее, а я совершенно не пью, заметьте. Кажется, сегодня первый вечер, когда студенты не пили. Странно?!
23.08.02 …Вчера ночью мне снился сон, как наша байдарка идет на камень. Я пытаюсь отгрести, Макс орет, но мы, по-прежнему, идем на камень, а потом тихо, как на замедленной пленке, переворачиваемся…
…Жизнь отравляет лишь Палыч (я с ним сегодня дежурю) и многочисленная мошка!
24.08.02 …Волнение усиливается, и дебильные планы Макса и Палыча сплавать зачем-то на Коткано провалились.
…Я на седьмом небе от счастья! За сегодняшний вечер рядом с нашим лагерем Майкой и Палычем было найдено шесть таких яиц. Вдобавок нашли черепа утки и баклана (гуся?).
25.08.02 …После обеда я предпринял попытку взобраться до гнезда хищника. Пока я на высоте около десяти метров размышлял: лезть или не лезть дальше, студенты всем скопом наблюдали за мной, рассказывали друг другу, что у меня нет навыков лазания, а они круты, что один студент лазил по скалам и грохнулся и т.п. Подумав, я решил не рисковать, тем более для увеселения толпы, и слез, а они вскоре разошлись, разочарованные оттого, что шоу не произошло (т.е. я не грохнулся).
…Вскоре я наткнулся на геодезический знак; Макс с Палычем, кстати, залезали на эту прогнившую вышку, чем несказанно гордились.
Из расписания по станции Нюхча:
Поезд-
Прибытие-
Отправление-Дни
Мурманск-Вологда
13.00-
13.02
ежедн.
Вологда-Мурманск
8.34-
8.35
ежедн.
Кемь-Маленьга
21.43-
21.45
ежедн.
Маленьга-Кемь
22.48-
22.49
ежедн.
Касса станции Нюхча:
Четные дни
10.00-12.30
21.30-23.00
Нечетные дни 0
8.00-09.15
12.00-14.00 21.30-23.00
Из расписания по станции Беломорск:
Поезд-
Прибытие-
Отправление
-Дни
Маленьга-Кемь
1.48-
1.55
ежедн.
Кемь-Маленьга
18.30-
18.35
ежедн.
Идель-Кемь
8.28-
8.33
кр. СБ
Идель-Кемь
20.54
-20.57
кр. СБ
Кемь-Идель
5.21-
5.25
кр. СБ
Кемь-Идель
17.35
-17.40
кр. СБ
*До Вологды ехали на фирменном поезде, поэтому и денег получается больше. Но пригородный поезд от Нюхчи до Беломорска обошелся в 33 р. с человека.
Помимо того, что охватила наша культурная программа, от Малошуйки до Нюхчи имеется еще несколько интересных мест:
– мыс Вардия (крест у начала “осударевой дороги” Петра I на Повенец)
– о. Коткано и устричная банка между Хедостровом и Лех-лудой
– деревянная церковь в с. Кушерека
– деревянная шатровая церковь в с. Архангельское (1637 г.)
– деревянная церковь в с. Ворзогоры
